В годы «Великого перелома»

Тридцатые годы, названные с легкой руки «отца всех народов» И.Сталина «великим переломом», были ознаменованы поистине великими потрясениями, которые не обошли и наш край. Индустриализация промышленности и коллективизация сельского хозяйства за короткий срок коренным образом изменили облик бывшей Российской империи.

К концу второго десятилетия ХХ века в результате революционной «бури и натиска» на российский манер Советский Союз превратился во вторую мощную сверхдержаву, которая противостояла всему тогдашнему «цивилизованному» миру. Хотя в бывшем Белебеевском уезде (в 1922–1930 гг. – кантоне) не строились гигантские предприятия индустрии вроде Магнитогорского металлургического комбината или Комсомольска-на-Амуре, но ветры перемен коснулись и наших мест.

Вначале тридцатых годов велась прокладка вторых путей на Самаро-Златоустовской, ныне Куйбышевской железной дороге, строилась железная дорога Уфа – Ишимбай, в столице БАССР строились «Крекинг-завод» (нефтеперерабатывающий завод № 1)и моторный завод. В Ишимбайском районе самоотверженно работали нефтяники, пока, наконец, 16 мая 1932 года не забил нефтяной фонтан. Правда, мысль о том, что и Белебей расположен в центре нефтеносного района, тогда еще казалась фантазией.

В начале тридцатых годов твердую почву экономического процветания нашей округи увидели в коллективизации. Одновременно шел процесс втягивания белебеевцев в общий ход индустриального развития страны. Строительство гигантов индустрии требовало все большего количества рабочих рук, как квалифицированных, так и неквалифицированных. Пополнение рабочего класса шло и по линии официальной, государственной политики, организованной «вербовки» рабочей силы на добровольной основе и с помощью жестких, порой жестоких принудительных мер, связанных с коллективизацией и раскулачиванием, по существу – раскрестьяниванием деревни.

По оргнабору отправляли в основном молодежь в Москву на строительство метрополитена, в Уфу. Мероприятия, связанные с индустриализацией страны, не особенно затронули инфраструктуру сел и деревень Белебеевской округи. Правда, происходило «выкачивание» молодой энергичной рабочей силы из деревни в города и новостройки. Да еще появилась новая форма вытягивания финансовых средств из бюджета трудящихся – полупринудительное распространение так называемых «займов индустриализации» с периодически проводимыми тиражами выигрышей.

Коллективизация сельского хозяйства, начатая еще в первые годы Советской власти, в годы НЭПа проводилась более или менее спокойно и осуществлялась на началах добровольности крестьян.

На начальном этапе целый ряд крупных помещичьих имений, применявших наемный труд, был преобразован либо в совхозы, либо в сельскохозяйственные коммуны. Бывшие батраки в первом случае превращались в рабочих, во втором – стали называться коммунарами. В наших местах еще в 1919 году появились совхозы в имениях Шихобаловых и Ляховых, чуть позже – Деевых. Коммуна «Свобода» заняла владения Буниных. Высшей формой коллективного ведения сельского хозяйства считалась коммуна. В них полностью отсутствовала частная собственность на средства производства – и на землю, и на орудия труда, и на продукты труда – все было общее. Даже питались коммунары не в семьях, а в общей столовой. Предметы личного обихода – одежда, обувь и т. д. – выдавались на уравнительных началах. Рабочие совхозов получали заработную плату, поэтому могли покупать предметы первой необходимости. Продукция сельского хозяйства шла государству.

Большинство крестьян, получив землю в свое пользование, продолжало вести свое хозяйство индивидуально. Однако традиции общинного уклада еще были живучи, и первые мероприятия Советского государства по распространению кооперативных начал в деревне находили живой отклик. Начальные формы кооперации наподобие ссудно-сберегательных касс, касс взаимного кредита, торгово-потребительской кооперации, возникшие еще в дореволюционный период, продолжали развиваться и в советское время. После ужасного голода 1921–1922 годов стала распространяться производственная кооперация – товарищества по общественной обработке земли (ТОЗы), тракторные товарищества, сельскохозяйственные артели. В ТОЗы шла в основном бедняцкая и середняцкая часть сельчан, тракторные товарищества создавали более состоятельные хозяйства. К середине двадцатых годов повсеместно проходило «отпочкование» от крупных селений новых, небольших поселков, в основном крестьянских товариществ.

Основателями этих новых поселков, состоявших из десятка – другого дворов, были малоземельные и безземельные при царской власти хозяйства. Согласно Декрету о земле они получили право на земельные наделы. Но земельный фонд общины был небезразмерным, и появление новых землепользователей приводило к уменьшению размеров уже имеющихся наделов. Это зачастую вызывало многочисленные конфликты. Новые же поселения образовывались на бывших помещичьих и царских (казенных) землях. Селились вместе в основном соседи и родственники.

За первое десятилетие после Октября в Белебеевской округе появилось почти вдвое больше поселений, чем за такой же период осуществления столыпинской аграрной реформы. Только в Белебеевской волости возникло за период с 1923 по 1926 год 73 поселения (включая хутора), из них 13 товариществ, сельхозартель. Это товарищества Аверьяновское, Акулининское, Брик-Алга (или по-другому «Уматра», «Венера», «Гроза»), Кукушкинское, Пахарь, Радуга, Родники, Верхне-Знаменское, Владимирское, Смородный Куст, Ядро, Ясная Поляна, поселки Араслановский, Веселая Роща, Вознесенка, Выселки, Добродаровка, Люблин Ключ, Новость, Пролетарский, Пчела, Рассвет и другие. Большинство их современному читателю совершенно неизвестно, потому что от многих из них остались сохранившиеся кое-где погосты (кладбища), кусты сирени или одинокие тополя на местах бывших усадеб.

А ведь в свое время с этими новыми поселками люди связывали мечты о светлом будущем – без помещичьей кабалы, без голодовок в засушливые годы. Увы, ветры перемен, с «завидным» постоянством дующие на просторах России, очень скоро смели и свели на нет эти грезы.

Но еще в 1927 году многие сельчане стремились организовать свой труд, используя возможности коллективных, общественных начал. Спонтанно, без всякого приказа «сверху», начался переход от простейших форм кооперации к более сложным. Так, к 1 января 1928 года в кантоне было создано 265 производственных кооперативных объединений крестьян, в том числе коммун – 3, артелей – 15, ТОЗов – 7, машинных товариществ – 137, были даже мелиоративные товарищества. К 1 октября 1928 года число коллективных хозяйств достигло364, из них количество ТОЗов увеличилось до 195, а вот коммун так и осталось две.

Как было уже сказано, НЭП с ее допущением частнопредпринимательской деятельности, разрешением найма рабочей силы (батраков) и, наконец, заменой продразверстки продналогом, а затем последнего – денежными выплатами привели, с одной стороны, к быстрому восстановлению сельского хозяйства. Но с другой стороны, произошло резкое расслоение деревни. Крестьянские хозяйства, либо имевшие большое количество рабочих рук и получившие в 1918 году побольше надельной земли, либо просто болееоборотистые мужики довольно быстро пошли «в гору». В то же время многие домохозяйства, даже получив не только землю, но и помещичьих лошадей, коров, овец, по разным причинам не смогли употребить это буквально свалившееся «с неба» имущество в дело. Кто-то был болен, у кого-то – детей мал мала меньше, у третьего град побил посевы, коня умыкнули конокрады – мало ли причин, чтобы даже крепкое мужицкое подворье пошло под уклон. А у кого-то и попросту отроду неводилось желания трудиться в полную силу.

Коммунистическая партия и Советское правительство хотя и поощряли объединительное, кооперативное движение на селе, но вплоть до конца 20-х годов не форсировали этот процесс. В партийных, советских и научных кругах шло обсуждение перспектив развития как страны в целом, так и сельского хозяйства.

Казалось бы, одерживала победу линия на постепенное внедрение в сельское хозяйство социалистических, коллективистских принципов, форм и методов. Видный теоретик партии Н. И. Бухарин, а также выдающиеся ученые-аграрии Чаянов и Кондратьев, даже председатель Совнаркома СССР А. И. Рыков, наркомы земледелия СССР Я. А. Яковлев и РСФСР А. П. Смирнов считали необходимым проводить перевод сельского хозяйства на коллективные социалистические рельсы постепенно.

Сам всесоюзный староста М. И. Калинин, выступая на первом Всесоюзном съезде колхозников в июне 1928 года, говорил: «Мы еще не нашли ту наилучшую форму колхоза, которая бы дала возможность объединить производство, кооперировать его, и вместе с тем не подчиняла бы личность казарменному быту». Эти взгляды совпадали с мыслями В. И. Ленина о будущем российского села, высказанными им в знаменитой статье «О кооперации» незадолго до смерти.

Однако И. В. Сталин повел дело преобразования сельского хозяйства совсем по другому пути. Бухарин, Рыков, Чаянов и их сторонники вскоре были обвинены в «правом уклоне» и отстранены от руководства страной, а затем и вовсе объявлены «врагами народа» и расстреляны. Победила сталинская линия коллективизации и раскулачивания.

Сломив сопротивление в рядах руководящей силы общества ВКП(б), ударив по «правому уклону»,сталинская верхушка переходит «в решительное наступление социализма по всему фронту» .

Постановление ЦК ВКП(б) от 27 июня 1929 года и последовавшие за ним директивы ЦК ВКП(б) нацеливали местные партийные органы на всемерное развертывание перехода от низших форм сельскохозяйственной кооперации наподобие ТОЗов к более высшей форме – колхозам. Уже почти приученные к беспрекословному исполнению указаний «верного ученика Ленина» Генерального секретаря ЦК ВКП(б), руководящие партийные органы на местах спешили «повернуться лицом» к проблемам коллективизации сельского хозяйства. Башкирский обком ВКП(б), например, 15 августа 1929 года решает приступить к сплошной коллективизации села. Формально отказом от ленинского плана кооперации и постепенного преобразования всего уклада жизни российского села и всей страны послужила знаменитая статья Сталина «Год великого перелома», опубликованная в газете «Правда» 7 ноября 1929 года. Официальная политика на насильственное насаждение в деревне «социалистических начал» стала осуществляться под флагом исполнения совместного постановления ЦК ВКП(б) и Совнаркома СССР «О темпах коллективизации и мерах помощи государства колхозному строительству».

Из информационной сводки №1 Белебеевского волостного комитета ВКП(б) кантонному комитету ВКП(б) от 10 января 1930 года можно узнать, как начался «великий перелом» в нашем районе. Уже на третий день после опубликования знаменитой статьи И. В. Сталина 10 ноября 1929 г. Белебеевский волком ВКП(б) провел пленум волисполкома, который принял план коллективизации: 50 процентов хозяйств – 1980 дворов – с общей площадью 20640 гектаров. A на последнем пленуме ВИКа в декабре 1929 года уже был принят план сплошной коллективизации.

Как сообщается в информационной сводке, «для выполнения намеченных планов проведена подготовительная работа: бедняцко-батрацкая конференция; учительская волостная конференция; совещание председателей и секретарей кресткомов; конференция переменников; волостная конференция комсомола; сделаны доклады по плану весенней посевной кампании и коллективизации волости на пяти собраниях союза СТС города, работников просвещения, медиков; для руководства коллективизацией созданы «пятерки»; январь объявлен как ударник коллективизации; на места посланы десять ударных бригад, там же работают 13 рабочих и колхозных бригад».

15 января 1930 года волком партии решает ускорить темпы коллективизации, а в первую очередь создать три больших колхоза – «Пахарь», «3наменский» и «Белебеевский». Не остался в стороне и верный помощник партии – комсомол. На пленуме кантонного комитета ВЛКСМ в конце 1929 года комсомольская организация кантона объявила себя мобилизованной для проведения коллективизации, поставив задачу добиться 100 проц. охвата своих членов,занятых сельским хозяйством. Под лозунгом «Нет ни одного комсомольца, не состоящего в колхозе» стали соревноваться со стерлитамакским канткомом ВЛКСМ. Белебеевский кантком ВЛКСМ мобилизовал в волости для непосредственного участия в весенне-полевой кампании 194 человека из рядовых комсомольцев.

Из аппаратов комскомитета и из членов пленума канткома ВЛКСМ на местах непосредственно работали 10 человек. В дальнейшем это количество возросло в несколько раз. Комсомольцы на селе проводили культурно-просветительскую работу, организовывали сбор утильсырья для фонда закупки тракторов, оказывали помощь школам, создавали новые ячейки ВЛКСМ. Так, бригады ячейки татаро-башкирского педтехникума, командированные в колхоз «Гигант» Слаковской волости, провели 16 собраний женщин, 5 пленумов сельсоветов, несколько собраний колхозной молодежи, комсомольцев, бедноты. Была проведена конференция колхозной молодежи, на которой присутствовали 63 человека, в результате чего в пяти сельсоветах обобществлены сельхозмашины, семенные фонды и «мобилизован» кулацкий инвентарь.

В колхоз «Гигант» под названием «XII Октябрь» предполагалось собрать 43 сельхозобъединения с 1500 хозяйствами, 6740 душами населения и 36 тысячами десятин земли.

Такая штурмовщина не сулила ничего хорошего. Она только накалила и без того напряженную обстановку на селе.

Ретивые администраторы из партийной и советской номенклатуры своими угрозами и лозунгами времен гражданской войны еще более усугубляли обстановку. Начало 1930 года, года «великого перелома», было весьма бурным. Власть нажимала на несговорчивых, те отвечали различными актами саботажа, контрагитацией, даже террористическими актами.

Широкое распространение получали различные провокационные слухи. Так, в Аднагуловской волости (ныне Туймазинский район) появилось значительное количество нищих побирушек из соседнего Татарстана. Они просили подаяние, объясняя свое жалкое положение тем, что якобы в соседней республике у всех крестьян отобрали все имущество, целые деревни высылают в Сибирь. На поверку новоявленными нищими оказались вполне обеспеченные и вовсе не раскулаченные (пока) настоящие кулаки.

В миякинских краях, где комсомольские бригады, уж очень активно принявшись за сбор утильсырья, стали стричь хвосты и гривы поголовно всем лошадям, а не только жеребятам-стригункам, кулак пустил слух, что пока будут остригать лошадей, затем возьмутся за коров, и, наконец, примутся за баб, чтобы сдать волосы заготконторе для покупки «жен арбасы» – «шайтанову тележку» – трактор.

Среди женщин ходят слухи, писал уполномоченный КИК по Альшеевской волости некий Горбачев, что «из Белебея привезли 18-пудового мужчину-производителя для улучшения колхозной породы людей, а всех слабосильных мужчин будут обязательно мериновать».

Башкортостан, руководство которого хорошо помнило уроки майских событий 1920 года, когда правительство Автономной Башкирии, подписавшее исторический договор – соглашение об образовании БАССР, было разгромлено, а автономные права республики были сильно урезаны, всегда держало «ухо востро», чутко улавливая, куда дуют московские ветры. Еще в марте 1929 года VII юбилейный Всебашкирский съезд Советов поставил задачу в ближайшем будущем довести коллективизацию сельского хозяйства до 65 процентов. А бюро обкома ВКП(б) в августе и пленум обкома ВКП(б) в декабре 1929 года признали сплошную коллективизацию как основную задачу партийных и государственных органов. Причем была поставлена цель досрочного осуществления этой «исторической задачи».

В это время по стране развернулось социалистическое соревнование под девизом «Пятилетку – в четыре года!» Так за чем же стало дело в деревне? Руководство Башкортостана и сплошную коллективизацию решило завершить досрочно. Упомянутое выше постановление ЦК ВКП(б) и СНК СССР «О темпах коллективизации и мерах помощи государства колхозному строительству» предусматривало завершить коллективизацию сельского хозяйства в БАССР к весне 1932 года. А у нас и здесь решили опередить время – передвинуть этот срок на целый год вперед.

Белебеевский кантком ВКП(б) и кантисполком составили свой план выполнения этой исторической задачи – на 1 сентября 1929 года в кантоне было охвачено коллективизацией 14779 хозяйств, или 31 процент. План предусматривал к l июня 1930 года довести этот показатель до 80331 двора, или 66,7 процента крестьянских хозяйств кантона. А к 1 октября того же года – 96867 дворов, или 80,5 процента.

При этом учитывалась специфика отдельных волостей кантона. Так, Белебеевская волость имевшая 506 дворов колхозников и коммунаров (7,9 %) к 1 июня должна была охватить коллективизацией 2175 хозяйств, или 60 процентов, а к октябрю – 3508 дворов – 96,3 процента.

Вся номенклатурная paть кантона взялась дружно выполнять этот заведомо нереальный план. Так, в феврале 1930 года собрание профсоюзного актива города Белебея решило создать колхоз из горожан, занимающихся сельским хозяйством, не допуская лишенцев, кулаков и прочих нэпманских элементов.

Разумеется, такая штурмовщина не могла пройти спокойно, без конфликтов и противостояния различных слоев общества, особенно сельского. Без тщательной подготовки, не имея квалифицированных кадров организаторов, политика сплошной коллективизации с самого начала была обречена на усиление сопротивления основной массы крестьянства, и без того недовольного проводимыми с 1928 года жестокими методами хлебозаготовок. Сопротивлялась не только кулацкая и зажиточная часть крестьянства, но и середняки. Хотя Сталин, называя год 12 годовщины Октября годом «великого перелома», имел ввиду тот факт, что в создаваемые коллективные хозяйства стал вступать и крестьянин – середняк. Но все-таки свою опору в деревне большевистская партия по-прежнему видели в бедняцко-братской части крестьянства.

Вновь, как и весной 1918 года при осуществлении ленинского декрета о земле, сталинское руководство провозгласило лозунг «опора на бедняка». Вновь, как и при проведении в жизнь декрета о земле и особенно – политике военного коммунизма с ее продразверсткой, в деревне появились комитеты или группы бедноты, которые пошли в наступление на кулака.

Штурмовщина в коллективизации, начатая со статьи Сталина «Год великого перелома», внезапно застопорилась с появлением другой статьи, даже двух – «Головокружение от успехов» от 3 мapтa 1930 года и «Ответ товарищам колхозникам» от 14 марта 1930 года, опубликованных в «Правде» и во всех газетах СССР.

Они явились шоком для местных «коллективизаторов» и вселяли надежду во что-то лучшее напуганным сплошной коллективизацией сельчанам. Начался распад наспех созданных колхозов, коллективизация почти прекратилась. Часть особо ретивых местных работников получила различные виды наказаний.

Для краткости изложения тоже одним – двумя примерами, уполномоченный по проведению весенней сельхозкомпании по Слакбашевскому сельсовету Ш. Х. Гайнуллин докладывал в кантком ВКП(б) следующее: «После 10 марта, особенно 13 марта, начинается отход населения от колхозов целыми поселками. Из 379 хозяйств (без 24-х «лишенцев») в колхозы не вошло 54, или 18 процентов, а к 20 марта достигло 50 процентов. Сельсовет не на высоте – за один год сменилось пять председателей, в составе членов сельсовета оказалось значительное количество лишенцев и прочих антисоветских элементов ».

Секретарь Киргиз-Миякинского волкома партии Зиязитдинов сообщал в кантком партии о крупных волнениях в волости против действий Советской власти – вплоть до лозунгов «Долой Сoветскую власть и комсомол!» В деревне Aктау Буздякской волости произошло чуть ли не восстание.





***



В самый разгар коллективизации сельского хозяйства в жизни Белебея и его кантона, как и всего Башкортостана, произошло весьма важное событие, изменившее статус нашего города. Постановлением ЦИК и СНК СССР от 20 августа 1930 года и последующим постановлением ЦИК и СНК Башкирской АССР была проведена очередная административная реформа. Кантоны были упразднены, волости укрупнены и заменены районами. На территории тогдашнего Башкортостана вместо 8 кантонов было образовано 48 районов, каждый из которых объединял по 2–3 бывших волости. Было сокращено и количество сельских Советов. На территории бывшего Белебеевского кантона были образованы Белебеевский, Приютовский, Миякинский, Туймазинский, Буздякский, Давлекановский, Бакалинский, Бижбулякский, Чекмагушевский районы. Позднее Приютовский район был ликвидирован, часть территории отошла к Бижбулякскому, часть – к Белебеевскому району.

В то время к Белебеевскому району были отнесены большинство селений нынешнего Ермекеевского района, Канлы-Туркеевский сельсовет нынешнего Буздякского района, а Слакбашевский сельсовет был отнесен к Бижбулякскому району.

В 1935 году из части Белебеевского и нескольких селений Бижбулякского района был образован Ермекеевский район. В 60-е годы, в период бесчисленных реорганизаций эпохи Н. С. Хрущева Белебеевский, Бижбулякский и Ермекеевский районы вновь были ненадолго объединены в одно укрупненное колхозно-совхозное производственное управление и составили один район. Этот гигант существовал ровно три года, затем в 1965 году был восстановлен Бижбулякский район, а в 1969 г. – Ермекеевский. Но и после разукрупнения и реорганизации эти три района сохранили многие экономические, культурные и даже управленческие связи – у них было общее налоговое управление, энергосистема. Так что краеведу и сегодня нелегко проводить четкую грань, где находится собственно Белебей и где его округа.

Это – реалии сегодняшнего дня. Вернемся на 75 лет назад к истокам Белебея как центра одноименного района, при этом претерпевавшего различные изменения своего административно-управленческого статуса.

Итак, год 1930, разгар лета. Только что не очень многочисленный для той огромной территории, которой ему приходилось руководить, управленческий (номенклатурный) контингент был, как тогда говорили, «озадачен» поистине судьбоносными целями. Надо было в кратчайший срок создать властную вертикаль районного масштаба, на ходу решая вопросы коллективизации сельского хозяйства, совершения культурной революции, внедрения всеобщего обязательного начального обучения, ликвидации неграмотности и прочая, и прочая… Территория района тогда составляла 2862,57 кв.км. Жителей, обитавших в 294 населенных пунктах, насчитывалось 78434 человека.

Как всегда в периоды реорганизации, начали с организационного вопроса – провели первую районную партийную конференцию, затем – первый районный съезд Советов. И все это в условиях провала «великого наступления социализма в деревне»: к августу 1930 года вместо запланированных 67 процентов кооперирование упало до 13 процентов, что и было зафиксировано в докладе на партийной конференции.

Причина для вдумчивого читателя ясна – это последствия знаменитых статей И. В. Сталина «Головокружение от успехов» и «Ответ товарищам», о которых уже говорилось выше. Получив «высочайшие» разъяснения по организации коллективных хозяйств на сугубо добровольных началах, крестьяне массово уходили из принудительно созданных на скорую руку колхозов и коммун. Те, конечно же, стали распадаться, портя и без того печальную картину падения темпов коллективизации.

Первая организационная партконференция открылась 27 августа 1930 года в Доме Октября (так тогда назывался нынешний районный Дом культуры). На этой конференции приняли участие 45 делегатов из 47 избранных первичными партийными ячейками. Мужчин среди делегатов было 42, женщин – 3, русских было 20 человек, башкир и татар – 8, чувашей – 7, мордвы – 2, украинцев – 2, один поляк, один еврей, один латыш. Сколько членов и кандидатов в члены ВКП(б) представляли эти 45 человек, выяснить из материалов конференции не удалось. Однако из статистического справочника, изданного в 1987 году («Башкирская областная партийная организация в цифрах 1917–1987 гг.») известно, что на 1 января 1931 г. в Белебеевской партийной организации числилось 172 члена и 126 кандидатов в члены ВКП(б). Социальный состав этого авангарда был таков: рабочих – 11 человек, батраков – 2 человека, крестьян – 25, служащих – 7. Сведений об образовательном цензе делегатов первой районной партийной конференции не сохранилось. (Для полноты представления о численности авангарда пролетарской революции в аграрном Белебеевском кантоне укажем, что на 1 января 1930 года по кантону было 1974 коммуниста). Но у нас есть другой источник – уже упомянутый официальный справочник. Из него видно, что в 1931 году из 50 секретарей райкомов, горкомов ВКП(б) в республике ни один не имел высшего образования, со средним образованием было 9 секретарей, а низшее, по существу начальное образование, имел 41 ответсекретарь райкома и горкома партии.

Среди делегатов районной партконференции и избранных на ней членов районного комитета ВКП(б) не видно хорошо известных с периода Октябрьской революции и гражданской войны работников – ни М. В. Котомкина, ни П. Н. Клюева, ни Г. К. Касымова, ни Ш. Г. Абдулова, ни Г. З. Ягудина, ни Х. З. Маннановой, ни И. М. Маслова. Это объясняется тем, что все они к тому времени были выдвинуты на руководящую работу сначала губернского, затем и республиканского масштаба.

Правда, в президиуме конференции, а затем и в составе райкома ВКП(б) встречаются знакомые с периода революции и гражданской войны имена С. Г. Мусина, Алюкина, Ф. А. Калинина, Воронина, Г. Ш. Ильясова, все они упоминаются без инициалов.

Открывает конференцию Мурзин, бывший тогда ответсекретарем Белебеевского канткома ВКП(б). Он говорит об исторических решениях прошедшего недавно 16 съезда ВКП(б), о международном положении СССР, к тому времени довольно сложном, о строительстве социализма в СССР и, конечно, о коллективизации сельского хозяйства. Если индустриализация страны в то время начала проявлять свое мощное наступление, то с коллективизацией села вышла большая заминка, даже очень большая. Это в полной мере проявилось и в Белебеевском кантоне.

С докладом «Очередные задачи в связи с районированием и внутрипартийное состояние Белебеевской организации» выступил Коржаков, который на избранном конференцией пленуме райкома партии был поставлен во главе районной партийной организации, то есть избран ответственным секретарем РК ВКП(б).

В состав пленума РК ВКП(б) были избраны 19 человек.

Избранный на I районной партконференции ответственным секретарем РК ВКП(б) проработал на этой должности не долго. В июле 1931 года должность ответственного секретаря Белебеевского РК ВКП(б) исполнял Г. Иосэм.

С сентября 1931 по сентябрь 1932 года районный комитет ВКП(б) возглавил участник гражданской войны член ВКП(б) с 1919 года Хасан Ахметович Гайфуллин. Уроженец села Тарказы Белебеевского (ныне Ермекеевского) района, он неплохо знал местные условия. К тому же он имел солидный опыт руководящей работы в Бухарской Народной Советской Республике, работал народным судьей, возглавлял Приютовский волисполком и Чишминский РК ВКП(б).

Как отмечалось на III районном съезде Советов, наибольший подъем в колхозном движении в районе приходился на 1932 год. Однако в Белебее Х. А. Гайфуллин проработал всего год. В сентябре 1932 года его направили на партийную работу в Мечетлинский, затем в Миякинский районы. Свою довольно успешную политическую деятельность он завершил не по своей воле. Он уже занимал пост первого заместителя председателя Совета Народных Комиссаров БАССР, когда был арестован, исключен из партии, снят с должности и осужден к ВМН (высшей мере наказания) – расстрелу.

Сменивший его Волков вскоре был освобожден как не справившийся с работой. В 1934–1937 годах Белебеевский райком ВКП(б) возглавил Лев Павлович Пономарев, которому также не повезло – он был снят с работы за политическую близорукость, проявленную по отношению к «врагам народа, окопавшимся в районе».

Незавидна (и до конца пока не известна) судьба его преемника – члена ВКП(б) с 1918 года участника гражданской войны Некипелова Павла Трофимовича. Проработав первым секретарем Белебеевского РК ВКП(б) меньше года, он был переведен в обком партии заведовать агитационно-пропагандистским отделом. В 1938 году он был выдвинут кандидатом в депутаты Верховного Совета БАССР первого созыва. Однако незадолго до выборов его снимают с регистрации и вместо него выдвигают другого партийного аппаратчика из обкома партии – Хасанова, который и был избран депутатом.

Дольше всех на посту первого секретаря РК ВКП(б) работал другой местный работник – Шаньгин Михаил Сергеевич. Уроженец села Вторая Знаменка (Ермекеевский район), он работал начальником политотдела совхоза и имел в районе известный авторитет. М. С. Шаньгин пережил сталинские репрессии, руководил районом в самые трудные годы Великой Отечественной войны до 24 августа 1943 года и был освобожден от должности в связи с болезнью. В дальнейшем он с переменным успехом трудился на хозяйственной работе в Ермекеевском и Туймазинском районах.

«Не везло» Белебею и с руководителями местной власти района. Избранный на I районном Съезде Советов рабочих, красноармейских и крестьянских депутатов (так назывались до 1937 года выборные органы Советской власти в стране), М. Б. Губаев проработал недолго – всего один год.

В 1931–1932 годах во главе районного Совета и его исполнительного комитета стоял Усманов.

В 1933–1935 годах местную власть в районе возглавлял Л. Мельников, который, однако, не удержался на высоте своего положения. Он был освобожден от должности и осужден на два года «с испытательным сроком» за злоупотребление служебным положением в корыстных целях. Целый ряд его сослуживцев получили более суровые наказания – до 5 лет лишения свободы.

Заменивший Л. Мельникова Грешнев был освобожден по личной просьбе. А вот его преемник В. Д. Пашин стал жертвой сталинских репрессий. Это было уже в злопамятном 1937 году. Тогда по всей стране прокатилась очередная волна сталинско-ежовско-бериевских репрессий. Она смела очень многих белебеевцев, работавших как в своем районе, так и на более высоких партийных и государственных постах. Возглавляют этот список бывшие участники Октябрьской революции и гражданской войны, становления Советской власти С. С. Атнагулов, Г. К. Касымов, Г. З. Ягудин, Х. С. Кальметьев, М. Н. Клюев, командир отдельной кавалерийской бригады И. Д. Каширин, заместитель наркома просвещения БАССР, бывший директор Белебеевского педагогического техникума С. Я. Ямалеев, заведующий отделом техникума З. С. Насыров. Далее идут работники уездного (кантонного) и районного масштаба Х. М. Абунагимов – бывший заведующий отделом агитации и пропаганды канткома ВКП(б), выдвинутый на работу в Башкирский обком ВКП(б), ответсекретарь Белебеевского канткома ВЛКСМ, секретарь Сталинского РК ВКП(б) города Уфы И. Л. Журбенко, руководители Белебеевского района – Л. П. Пономарев, председатель РИКа В. Д. Пашин, секретарь РК ВКП(б) И. Ф. Кузнецов, председатель горсовета И. И. Земсков, директор Краснознаменского совхоза А. С. Прудников, директор Краснознаменского спиртзавода А. Ф. Иокс, директор «Белебеевского» совхоза Рыбьянов, заведующий райзо М. В. Власов, секретарь Янаульского РК ВКП(б), уроженец деревни Исмагилово, и очень много других работников. Это были не только руководящие кадры, но и рядовые колхозники, бывшие священники, работники образования, словом, все категории граждан.

Не избежала «ежовско-бериевских рукавиц», то есть была арестована и подвергнута унизительным допросам одна из первых комсомолок Белебея, нарком социального обеспечения БАССР Хаят Зиангировна Маннанова. Та же участь постигла и бывшего заместителя председателя первого Белебеевского уездного исполкома и Совнаркома в 1918 году, активного участника гражданской войны, бригадного комиссара (должность, приравнивавшаяся к званию генерал-майора) Нигмат Салимгареевич Еникеев, директор БПУ Галий Шаймухаметович Ильясов. Но они стойко перенесли все «прелести» бериевских допросов, не признали себя виновными, не подписали «признательных» протоколов. Вскоре они были освобождены из-под ареста, но своих руководящих постов лишились. Правда, Г. Ш. Ильясову позже было доверено руководство вновь открывшейся средней школы № 2. В годы Великой Отечественной войны становится начальником передвижного эвакогоспиталя. После войны Г. Ш. Ильясов вернулся на малую родину – Альшеевский район, где работал директором средней школы, затем заведующим роно, был удостоен почетного звания «Заслуженный учитель школы РСФСР».

Однако вернемся немного назад, в первые годы образования Белебеевского района. Итак, первая волна, начальный этап коллективизации сельского хозяйства провалился с треском и с многочисленными жертвами раскулачивания. Перед вновь организованным районом стояла задача – добиться восстановления распавшихся колхозов, наладить их нормальную работу, если «нормальной» считать все еще продолжавшуюся политику того же раскулачивания. Раскулачивали и в 1931, и в 1932 годах.

Правда, после известного Постановления ЦК ВКП(б) «О борьбе с искривлениями партийной линии в колхозном движении» значительная часть раскулаченных была реабилитирована. Но на местах еще продолжали раскулачивать, правда, уже с некоторой оглядкой.

А в первую волну жертвами репрессий против самой активной части крестьянства становились целые династии крепких, трудолюбивых земледельцев. Так, в Усень-Ивановском были раскулачены несколько представителей Волоцковых-Волоцких, в Приютове – Козадаевы, в Тарказах – Аллабердины, в Метевбаше – Тухватшины. Из небольшой деревеньки Аполлоновка, где проживали потомки бывших помещичьих крестьян, подверглись раскулачиванию Александр и Федор Петровичи, Андрей и Семен Константиновичи, Иван Семенович и Василий Александрович Заведеевы. Большинство из них не являлись «типичными» кулаками. Свое благосостояние они добыли кропотливым ежедневным трудом, сметливостью и умением. Они имели хорошие дома, крытые не соломой или лубом, а тесом и даже железом. У них были добротные хозяйственные постройки, сельскохозяйственные машины – сеялки, веялки, жнейки, молотилки, которые были конфискованы после раскулачивания. В 1932–1933 годах случаи раскулачивания стали редкостью – почти некого было раскулачивать. Не осталось в селах справных хозяев. Да и усилия партийных и профсоюзных организаций, беспартийных активистов понемногу сделали свое дело – крестьяне все-таки пошли в колхозы.

К 15 марта 1932 года в районе действовали три коммуны (в Алексеевском, Малобелебеевском и Максютовском сельсоветах), три ТОЗа – товариществ по обработке земли (в Максютовском, Семенкинском и Надеждинском сельсоветах) и 84 артели. Кроме того, в районе функционировали пять совхозов – имени Блюхера, имени М. Горького, Краснознаменский, имени Спартака и 8 Марта, работали два МТС (машинно-тракторные станции) – Приютовская и Белебеевская.

Названия первых колхозов отличались большой пестротой. Преобладали колхозы, названные в честь вождей революции, – «Память Ленина», имени Сталина, Молотова, Ворошилова, Буденного, Чапаева и других. Довольно много было хозяйств, «окрашенных» в революционный красный цвет, – «Октябрь», «Красный путиловец», «Красный боец», «Красный милиционер», «Красный марий», «Красная заря», «Кызыл юл» («Красная дорога»), «Кызыл гуль» («Красный цветок»). Часть колхозов своим названием подчеркивала свой трудовой характер «Общий труд», «Правильный труд», «Новый труд», просто «Труд», «Сеятель». Были и совсем «нейтральные» названия, такие, как, например, «Карчыга» («Ястреб»), «Курган», «Вишневка», «Гусаркино», «Ташкичу», «Чатра», «Шестайка», «Галька», «Кулумбет».

Первые колхозы были небольшие по размерам, объединяли пару – другую десятков хозяйств, иногда сотню, не более. В июле 1931 года со страниц районной газеты «За колхоз» был провозглашен лозунг «Превратим полторы сотни карликов в десятки крупных колхозов!» и началась новая кампания – укрупнение колхозов.

Та же газета «За колхоз» еще 2 июля 1931 года сообщала: «В Усеньивановском сельсовете в колхоз «Память Ленина» из 150 хозяйств влились колхозы «Галька» – шестнадцать хозяйств и «Ударник» – восемнадцать хозяйств». А 26 июля того же года сообщалось, что в Письмянском сельсовете колхозы «Работник», «Маяк», «Красный Октябрь», «Сеятель» влились в один колхоз «Комбайн» составом в 99 дворов и «взяли на буксир» колхоз «Трактор». Там же было написано о том, что в Большеалександровском сельсовете колхозы «Маркам» и «Общий труд» вошли в колхоз «8 Марта».

Засуха и голод 1932 года вновь замедлили темпы коллективизации. Но последующие 1933 и 1934 годы были урожайными. Когда некоторые колхозы сумели получить весьма хороший для тех лет сбор зерновых и распределили на трудодни по восемь – двенадцать килограммов хлеба, кроме того, еще и овощей и картофеля и понемногу деньгами, стало ясно, что колхоз для российского крестьянства – верный путь к благополучию и зажиточной жизни. Пример таких колхозов, как имени Шевченко Шаровского сельсовета, имени Ворошилова Мартыновского сельсовета, «Красный доброволец» Верхнекульчушского сельсовета, «Память Ленина» Усеньивановского сельсовета, «Кызыл юл» Донского сельсовета, «Кызыл гуль» Метевбашевского сельсовета показывал, что при умелой организации коллективного труда можно добиться значительных успехов в развитии сельского хозяйства. Уже в 1933 году колхоз «Кызыл юл» распределил на трудодни по восемь килограммов зерна, колхоз «Правильный путь» – по десять килограммов, «Вторая большевистская весна» – 12,370 килограмма, а колхоз «Восход» – даже по 14,150 килограмма на трудодень.

Семья колхозника, вырабатывавшего за год по 400–500 трудодней, получал по 40–50, а то и больше центнеров хлеба, что неплохо обеспечивало его потребительские нужды. Ведь ей уже не было необходимости тратиться на семена и фураж для лошадей, об этом заботился колхоз. Кроме того, Советская власть на первых порах предоставляла колхозам и их членам существенные налоговые льготы. И после уплаты налогов полученного на трудодни зерна вполне хватало на прокорм семьи до нового урожая, да и на продажу оставалось.

Листая пожелтевшие от времени подшивки газет тех далеких тридцатых годов, читая или слушая воспоминания первопроходцев – зачинателей организации коллективного труда, поражаешься простоте и наивности восприятия этими людьми происходивших в стране перемен. Одновременно впечатляют формы и методы идеологической работы инициатора и организатора этих перемен ВКП(б). Она выдвигала весьма заманчивые, отвечающие многовековым чаяниям тружеников лозунги: «Земля – крестьянам, фабрики – рабочим, власть – трудящимся!», «Долой неграмотность!», «Знания – народу!». Умело использовала присущий людям дух соперничества, преобразовав конкуренцию в соревнование с его взаимопроверкой и взаимопомощью. Применяла различные методы морального и материального поощрения лучших рабочих и колхозников, передовиков соревнования: присвоение звания «Ударник», чуть позже – «Стахановец», награждение орденами и медалями. Именно тогда были учреждены Доски почета, переходящие Красные знамена. А в первой половине тридцатых годов еще и практиковались, кроме «красных» Досок почета, «черные» Доски для лентяев и нарушителей трудовой дисциплины, вручались «рогожные знамена» отстающим. Умело использовался и девиз «Каждый – за всех, все – за каждого!» вместо буржуазно-капиталистического «Каждый – сам за себя, один Бог – за всех!»

Систематически проводились слеты передовиков производства, чествование победителей социалистических соревнований, награждения отличившихся. Широко использовались средства массовой информации – газеты, радио, кинохроника.

Накануне празднования шестнадцатой годовщины Октябрьской революции население деревни Илькино пришло в необычное оживление. Люди собирались группами и с удивлением и гордостью рассматривали газету «Красная Башкирия» за 5 октября 1933 года. В ней была напечатана статья известного писателя и журналиста Ивана Недолина с фотографиями, под которыми стояли подписи «Уголок конского двора и мельницы», «Плоды колхозного изобилия на столе», «Силосная башня и кузница колхоза имени Сталина». Это был «Рассказ о древнем чувашском селе Илькино и перевороте в жизни людей на берегах Аръелги».

«На собрании шел момент подписки под серьезным письмом. У деда Тимофея Порфирьевича Ванина дрожали руки, но он поставил не крестик, а подпись, сказав: «Я грамотный, научился сам, без школы». А учитель, местный старожил, рассказал, как встретили первого учителя: «Деревня попрятала детей школьного возраста, пришлось ходить по дворам. В одном «черном» доме (с печкой без дымоходной трубы, дым уходил через щели и двери) на вопрос: «Почему прячете детей?» – ответили вопросом: «А ты парню волосы не острижешь?». Столетиями чуваши жили в темноте, болели «колотуном» (малярией), глаза их разъедала трахома. И учителя первых школ выполняли дополнительные функции – парикмахеров и лекарей».

Автор приносит извинения читателю за длинную цитату, но лучше проиллюстрировать дореволюционную жизнь инородческого населения бывшей царской России, чем это сделал Иван Недолин, видный писатель, он бы не смог. Позволим себе продолжить цитирование маститого писателя, много лет проработавшего в Башкортостане: «К Октябрю чуваши пришли с трахомой, темнотой, колдунами (и с «колотуном»), тысячами курных (т. е. топившихся «по-черному») изб, деревянной сохой, лукошками и боязнью машин… При Советской власти в избу проложили путь часы, граммофоны, высоченные мачты радиоприемников, распластались над улицей нити антенн. В избах появились тарелки, стаканы, железные кровати, металлические ложки, бритвы, ножницы, умывальники и полотенца, лишенные известной заразы…»

Та же «Красная Башкирия» в праздничном номере за 7 ноября 1934 года посвятила целую страницу этому же колхозу, назвав материал «На языке трех поколений, пяти наций». Автором статьи был начальник политотдела Белебеевской МТС Иван Шныра. Но ее уж цитировать не будем. Кто любознателен, тому адрес указан. Имеется газета и в Национальной библиотеке РБ имени А. З. Валиди, и в Республиканском архиве печати.

Двадцатую годовщину Октябрьской революции Белебей и белебеевцы встретили в весьма сложных условиях. С одной стороны, произошли огромные перемены в социальном облике страны: исчезли прежние господствующие классы – сословия дворян-помещиков, буржуа-капиталистов. Индустриализация, осуществляемая невиданными темпами и с огромным напряжением сил, дала ощутимые результаты. СССР стал второй в мире промышленной, точнее, аграрно-промышленной державой.

Шла к завершению коллективизация сельского хозяйства. Проводилась культурная революция, появилась значительная прослойка, как тогда говорили, трудовой интеллигенции. Близилась к завершению ликвидация неграмотности взрослого населения. Десятки так называемых «бесписьменных» народов (инородцев) получили свои алфавиты, появилась многонациональная художественная литература и т. д. и т. п.

Одним словом, как пели в знаменитой песне, «от Москвы до самых до окраин, с южных гор до северных морей человек проходит как хозяин необъятной Родины своей».

С другой стороны, тот же «хозяин Родины своей» (особенно если он отличался общественной активностью) по ночам просыпался в тревожном ожидании, как бы его не поднял настойчивый стук в дверь. Об этом мы уже писали, и повторяться, наверное, надобности нет. Тем более, что несмотря на всю абсурдность политики репрессий по отношению к активным участникам революции и гражданской войны, основная масса тружеников сел и городов была так распропагандирована, культ личности Сталина пустил в партии и народе такие глубокие корни, что многие искренне верили в непогрешимость «вождя народов» и «великого продолжателя дела Ленина». Люди от чистого сердца радовались достижениям молодой Советской республики. Юбилейный год в наших местах оказался для сельского хозяйства весьма благоприятным, и многие колхозы собрали рекордный за всю историю урожай – по сто и более пудов (свыше 16 центнеров) зерна с каждого гектара.

Старая, извечная проблема крестьянина – как «протянуть» до нового урожая – все еще довлела над сельским тружеником. Мансаф-ага Ильясов, дядя автора этих строк, на вопрос: «Как дела?» – отвечал уклончиво: «Да вот, никак не могу довести семь до пяти». На мой недоуменный вопрос он говорил: «Посчитай сам: с апреля по октябрь сколько времени уйдет? Семь месяцев? А с ноября по март сколько? Пять? Вот и я семь месяцев вкалываю в поле, еле пот успевая утирать, а урожая едва-едва хватает на пять месяцев! Вот так, улым, и не могу дотянуть семь до пяти…»

А в памятном тридцать седьмом урожайном году результаты семимесячной работы сельского труженика вполне могли обеспечить его потребности до нового урожая, да еще и оставалось кое-что. Неплохими для сельчан были и последующие два года.

В 1940 году, несмотря на уменьшение территории Белебеевской округи в связи с организацией Ермекеевского района, куда были переведены 17 сельсоветов из 43, количество школ перевалило за сотню – в городе функционировали две средние школы, две неполные, несколько десятков начальных школ. В районе в это же время насчитывались три средних школы (Усеньивановская, Знаменская, Тузлукушевская), 16 неполных средних школ, 78 начальных. Кроме того, в городе были открыты школа для слепых и глухонемых детей и два детских дома, начинает работать медицинская школа, готовившая фельдшеров и акушеров.

В городе была также областная школа механизации сельского хозяйства, некоторое время имевшая статус техникума индустриального земледелия.

В тридцатые годы в учебных заведениях города работали такие опытные педагоги, как А. М. Ракша, А. М. Бушуев, П. А. Лобанов, Е. Е. Трефилова, Е. Т. Гусева, В. П. Петров, Ф. Ю. Абдулзалилова, З. Губайдуллина, И. Г. Гусев, Л. П. Буянова, М. А. Буянова, Г. Арсланбеков, И. С. Кудряшов, И. И. Игнатов, К. Н. Гришина, Ф. В. Байкова, П. Ф. Заремба, Н. Г. Соловьева, Н. В. Соловьев, К. И. Мартынова.

Определенные успехи в тридцатые годы были достигнуты и в сфере культуры. В 1938 году в районе действовали семь библиотек, 52 клуба, 24 избы-читальни. Широкое распространение получила художественная самодеятельность, проводились смотры (как тогда говорили – олимпиады) самодеятельных коллективов. А в 1939–1941 годах проводили радиофестивали художественной самодеятельности, что делало ее еще более популярной, ведь в домах сельчан имелось более полутора тысяч радиоточек, самодеятельных артистов знал и любил весь район. В центральных усадьбах колхозов при клубах или зданиях сельсоветов устанавливали радиорепродукторы – громкоговорители. В села регулярно приезжала «кинопередвижка» (передвижная киноустановка, эдакий кинотеатр на колесах), и сельчане с удовольствием смотрели популярные кинофильмы – «Броненосец Потемкин», «Делегат Балтики», «Чапаев», «Веселые ребята» и другие. Большим событием в культурной жизни района явились в 1938 году гастроли Украинского драматического театра, регулярно в чувашские селения приезжали артисты Бижбулякского чувашского колхозно-совхозного театра. С 1939 года в Белебее приступили к организации русского колхозно-совхозного передвижного театра, но эта работа шла с большими трудностями.

Районным отделом народного образования, которому в то время подчинялись не только школы, детские учреждения, но и учреждения культуры, руководили Г. Н. Мансуров, Копейкин, С. Е. Захаров, М. И. Овечкин, Г. Ш. Габбасова, Г. Г. Гайнанов. Инспекторами и методистами работали Ф. И. Мартынов, П. И. Тихонов, И. О. Матвеев, П. А. Тимофеев, М. И. Леонтьева.

Репрессии тридцатых годов нанесли большой урон и сфере народного образования – учебные заведения города и района лишились многих опытных педагогов – учителей и директоров. Это – директора Мартыновской неполной средней школы Г. М. Королев, Аделькинской неполной средней школы С. М. Крюков, Знаменской неполной средней школы П. А. Тимофеев, учителя Дмитриевской школы Г. В. Гусев, М. Ф. Кузнецов, Л. Е. Якобсон из Усень-Ивановского, И. В. Эделев из Чермасана, И. С. Кудряшов из Илькина, преподаватели педагогических училищ П. И. Эделев, Ф. Г. Добрейкин, П. А. Туринге, А. Ф. Генералов (завуч), П. А. Федоров.

Трагична судьба видного белорусского ученого Н. Н. Щекотихина, отбывавшего ссылку в Белебее. За предоставление ему преподавательской работы в педагогическом училище поплатились директор БПУ Г. Ш. Ильясов и заместитель наркома просвещения БАССР бывший директор БПУ С. Я. Ямалеев, о которых читателю уже известно. Что касается Н. Н. Щекотихина, то он, будучи тяжело больным и не имея возможностей для лечения, не дожил до конца срока ссылки и скончался в Белебее. П. А. Федорову повезло больше. Он уже тогда был оправдан, восстановлен на работе. Уцелел и И. С. Кудряшов. В годы Великой Отечественной войны он работал председателем колхоза в родном селе. Из своих личных средств он внес в Фонд обороны 50 тысяч рублей и получил благодарность от Верховного Главнокомандующего И. В. Сталина.

Большое оживление в общественно-политическую жизнь района, как и всей страны, вносили избирательные кампании. Согласно принятой еще 5 декабря 1936 года новой Конституции СССР, новые выборы существенно отличались от прежних, тех, которые проводились в двадцатые и первой половине тридцатых годов. Тогда они осуществлялись по классовому принципу. Как уже было замечено ранее, сами органы государственной власти носили названия Советов рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов. Бывшие помещики-дворяне, буржуа-капиталисты, нэпманы-кулаки, священники и их дети были лишены избирательных прав.

Конституция же 1936 года объявила выборы «всеобщими, равными, при тайном голосовании», что соответствовало принципам демократии. было лишь одно отличие от действительно демократических выборов – не было альтернативы имеющимся кандидатам. Они выдвигались по одномандатным округам в единственном числе – от «единого блока коммунистов и беспартийных». Беспартийных кандидатов, особенно в низовом звене органов Советской власти, было не так уж мало. Но они проходили через систему отбора путем утверждения кандидатуры в партийных органах. Среди таких кандидатов было довольно много знакомых избирателям лиц, в основном передовиков производства.

На общих собраниях трудовых коллективов формировали избирательные комиссии, состав которых, кстати, тоже заранее согласовывался в партбюро или райкоме партии. Однако сама процедура выдвижения кандидатов из числа своих товарищей по работе увлекала участников этих собраний. В 1937 и 1938 годах были проведены выборы в Верховные Советы Союза ССР, РСФСР и других союзных республик, Верховные Советы БАССР и других автономных республик. Затем последовали выборы в местные органы власти – городские, районные и сельские Советы депутатов трудящихся. Первыми кандидатами в депутаты союзного и республиканских Советов повсеместно выдвигали «великого вождя всего советского народа» И. В. Сталина и его соратников. Но право голосовать за них выпадало только избирателям единичных избирательных округов.

От Белебеевского избирательного округа в течение нескольких созывов избирался один из ближайших соратников Сталина А. Н. Поскребышев, который остался в памяти старшего поколения коренных белебеевцев своими «подарками» для города – зданиями второго учебного корпуса средней школы № 1 и Аксаковской средней школы. (В скобках заметим, что, конечно же, строительство велось не за счет личных сбережений А. Н. Поскребышева, а финансировалось из государственного бюджета). Запомнился нашим землякам и приезд в город другого депутата – знаменитого полярника Эрнста Кренкеля.

Среди депутатов Верховного Совета БАССР был и наш земляк – комбайнер совхоза имени Блюхера (село Баженово) Н. Корнилов, тогда еще комсомолец, показывавший образцы стахановского (высокопроизводительного) труда. Позднее он был принят в партию, выдвинут директором своего родного совхоза.

Довоенные и первые послевоенные выборные кампании превращались как бы в неофициальные всенародные праздники. На избирательных участках звучала музыка, выступали коллективы художественной самодеятельности, словом, действительно царила праздничная атмосфера. Этому способствовал ряд факторов. Во-первых, новизна организации этих самых выборов, переход от принципов классового ограничения к всеобщим равным избирательным правам. Ведь за годы Советской власти выросло целое поколение молодых людей, не знавших сословных привилегий, получивших образование и воспитание в советской школе. Победа индустриализации, коллективизации, «культурной революции» не могли не отразиться на сознании людей. Новая Конституция, новая система выборов повлияли даже на сыновей и дочерей представителей «бывших» сословий, до того ограниченных в своих правах. У них появилась надежда на возможность самореализации. Многие из них восприняли Советскую власть как историческую необходимость и стали адаптироваться к новым условиям. Изменились отношения между людьми в процессе «социалистического эксперимента». Это – искреннее проявление коллективизма, взаимопомощи, трудового соревнования, интернационализма и патриотизма. Молодежь жила и работала окрыленно, была заряжена оптимизмом, романтикой, осваивала военные профессии. На груди каждого – по нескольку оборонных значков – ГТО («Готов к труду и обороне»), ГСО («Готов к санитарной обороне»), ПВХО («Готов к противовоздушной и химической обороне»). В памяти автора этих строк остался один показательный эпизод – в году эдак 1937 или 1938 провожали в армию, причем в торжественной обстановке в колхозном клубе, группу молодежи из села Тарказы. Среди призывников был и родной брат моей матери, мой дядя Мидхат Сайфутдинов. После торжественного собрания в клубе несколько молодых ребят собрались на прощальный ужин в нашем доме. Все желали успешной службы будущим краснофлотцам. А один из участников вечеринки Заки, двоюродный брат моего дяди, тоже Сайфутдинов, почти со слезами на глазах обратился к Мидхату-абзыкаю: «Ты, Мидхат, счастливый, тебе доверяют защиту Родины! А мне не доверили! И все из-за родного отца…» Дело в том, что отец, родной брат моего дедушки, в годы НЭПа немного занимался торговлей, имел одного наемного работника, своего родственника-сироту. В годы коллективизации ему это было «зачтено» – отобрали конюшню, лошадей, передав их колхозу. Правда, из деревни не выселили. Но пятно «нэпмана» осталось надолго. Сына в комсомол не приняли. И в РККА – не призвали.

До начала Второй мировой войны в СССР не было всеобщей воинской обязанности. В РККА призывали только сыновей рабочих, крестьян, бывших красноармейцев и партизан, трудовой интеллигенции. Так что служба в армии не была тяжкой повинностью, она воспринималась как почетная обязанность, как привилегия. Мой родной дядя – колхозник, комсомолец, а двоюродный – тоже колхозник, но сын нэпмана! Он не мог быть призван в РККА по «классовым» признакам. В Великой Отечественной войне оба Сайфутдиновых, как и многие мои односельчане, на равных сражались на фронтах. Мидхат погиб, а Заки вернулся с боевыми наградами. На фронте он вступил в ряды ВКП(б).